– Я вам верю, – легко согласился он, усаживаясь на широкий кожаный диван напротив стола и тоже закуривая - дешевые маггловские сигареты, от которых пальцы пахнут пылью и табаком так сильно, будто он не заведующий отделением никакой, а - на поверку - обыкновенный механик, которому вспарывать грудину старенького форда куда привычнее, чем человеческие ребра. Впрочем, всем присутствующим было очевидно, что доктор Баркли так же близок к простому механику, как зима - к лету. Можно было с уверенностью заявить, что любил он эти сигареты как раз за то, как тщательно они придавали ему оттенок маскулинной неряшливоcти, которая, как он хорошо знал, очень ему шла. Так что доктор курил и не спускал взгляда с мисс Дюваль, которая, наоборот, курила привычно изящно, будто только что сошла с pin up картинок, будто вся ее жизнь была картиной, бурлеском, телешоу.
Сейчас, когда у него появилось время рассмотреть ее как следует, он отметил, что за профессионально наложенной на лицо свежестью персикового румянца скрывается подчеркнутая временем усталость. У нее был цепкий орлиный взгляд и холодная радужка глаза, которая заливалась в самую душу собеседника, когда ей того хотелось. Ее бедра плотно обнимала юбка из тяжелой рельефной ткани, пояс которой убегал под жакет, оставляя простор для воображения. Мисс Дюваль, безусловно, была не просто хороша собой, она была роскошна, - какими бывают только особы королевских кровей и шлюхи. Хуже того, о своей привлекательности она была прекрасно осведомлена.
Дом мисс Дюваль не был простым борделем, он был местом мифическим, вход в который осуществлялся по законам мужского клуба: после двух личных рекомендаций. Место это было настолько йlitaire, что доктор Баркли вряд ли попал бы сюда - даже если бы очень захотел (а он не хотел). Но вот он здесь: по личному приглашению владелицы. У жизни прекрасное чувство юмора.
– Верю, что вы не ожидали таких сложностей, – он и в самом деле легко в это верил, – Верю, что вы продали бы Салазару свою магию в обмен на ее жизнь. Более того, вы абсолютно правы: не прояви вы… смекалку и настойчивость, девушка была бы мертва. Без меня была бы мертва, – Леонард толкнул языком зажатый между зубов сигаретный фильтр, проверяя, стал ли он горьким от накопившейся в нем смолы или еще нет, – Это вовсе не бахвальство, мисс Дюваль. Не знаю никого - даже в собственном отделении - кому удалось бы провернуть то, что удалось провернуть мне. Просто чтобы вы осознавали серьезность ситуации. Он бросил взгляд на графитовый халат, перемазанный потом и рвотой, и убрал его с колен, положив на диван рядом - придется выбросить, он его не наденет даже после очищающих.
– Но я не хочу, чтобы вы обманывались: я вам верю, но не испытываю к вам никакой симпатии, потому что я считаю, что вы слишком умны, чтобы не знать, что рано или поздно такие вещи происходят неминуемо, – тон его стал ниже, как будто усталость только сейчас начала брать верх над адреналиновым перевозбуждением, – Это ведь не сиротский приют. Уверен, вы облагодетельствовали каждую из своих подопечных, но в беде ваша сотрудница оказалась не вопреки, а из-за своего рода деятельности. И в этом не может совсем не быть вашей вины, как думаете? Вы… мы… спасли ее, чтобы снова толкнуть в бездну.
Леонард закрыл рот и тут же подумал, что был слишком резок. Обыкновенно он замечал свою резкость только после того, как она уже вонзалась собеседнику в горло - особенно потому, что никогда не считал необходимым расшаркиваться, называя вещи своими именами. Он стал замечать ее только с появлением в его отделении Мелиссы, раз за разом наблюдая за скапливающимися в уголках ее глаз слезами, когда она поджимала губы, говорила “будет сделано, мистер Баркли, сэр” и убиралась с его глаз чуть поспешнее, чем требовалось. Слишком поспешно. Но мисс Дюваль была вылеплена из совершенно другого теста, его резкости отскакивали от ее костюма-футляра и, звякнув, засыпали пол у ее ног. Какое ей было дело до того, что он о ней думает? Очевидно, совершенно никакого: она достигла своей цели, доктор Баркли бросил все свои дела и приехал спасать одну из ее сотрудниц от верной смерти и, заодно, весь бордель - от скандала. Кстати, о делах.
Он бросил взгляд на часы: время близилось к глубокому вечеру, так что заседание совета попечителей началось, длилось и, судя по всему, закончилось без его присутствия. Только теперь он заметил темные кольца экстренной связи на широком медицинском браслете тонкого металла - его вызывали не менее пяти раз, но почти все кольца были темно-коричневого цвета - того самого - значит, его присутствие требовалось только в административном крыле. Эти вызовы он обыкновенно игнорировал. Доктор смахнул отметки о вызовах с браслета - вести от Андрмоеды он услышит позже. Агнис протянула ему бокал, служивший ей пепельницей, в которой только что утопила собственный окурок, и он, потянувшись, избавился и от своего.
- Подпись автора
